Стихи М. Цветаевой о России: тематика, образы, речь ...

Родившись в Москве, Цветаева всегда ощущала себя детищем города. В цикле «Стихи о Москве» она писала:

Дом был ее пристанищем, с ним она связывала чувство родины, России — с ее историей, бунтующими героинями, цыганами, церквями и конечно же с Москвой. В стихах 1916–1917 гг. она отразила тот накал страстей, бушевавших в России, которые заслоняли красоту ее бесконечных дорог, быстро бегущих туч, багровых закатов. Ее восприятие революции было сложным, противоречивым, но эти противоречия отражали метания и искания значительной части русской интеллигенции, вначале приветствовавшей падение царского режима, но затем отшатнувшейся от революции при виде крови, проливаемой в гражданской войне.

Это был плач, но не злоба. Плач по убиенным, которые «окунулись» в мир войны, приносящей смерть. В стихотворении «Белое солнце и низкие, низкие тучи…» Цветаева сочувствует бедствиям своего народа:

Вдали от родины, в эмиграции она пишет стихи, поэмы, основанные на фольклорном материале, используя сказку, былину, притчу:

На чужбине трагизм цветаевской тоски по России усиливается:

Символом России для Цветаевой была любимая ею рябина:

В стихотворении «Тоска по родине» (1934) она пишет:

Марина Ивановна всегда оставалась преданной дочерью страны, вырастившей ее, покинутой поневоле и всегда горячо любимой. Цветаева помнила каждый камень московских мостовых, знакомые закоулки, страстно надеялась вернуться в родной город. Она не допускала мысли, что новая встреча с родиной не состоится.

Поэтесса нередко писала, что местные красоты не затмят в ней образ прекрасной и желанной России. Это не было бездумным неприятием чужой земли, просто Цветаевой хотелось на родину, и ничто не могло заменить знакомых и любимых с детства пейзажей.

В литературном мире она по-прежнему держалась особняком. Ее печатают все меньше и меньше, некоторые стихи и произведения годами не попадают в печать или вообще остаются в столе автора.

Вокруг Цветаевой все теснее смыкалась глухая стена одиночества. Ей некому прочесть, некого спросить, не с кем порадоваться. В таких лишениях, в такой изоляции она героически работала как поэт, работала не покладая рук.

Русь для Цветаевой — достояние предков, Россия — не более как горестное воспоминание «отцов», которые потеряли родину и у которых нет надежды обрести ее вновь, а «детям» остается один путь — домой, на единственную родину, в СССР. Столь же твердо Цветаева смотрела и на свое будущее. Она понимала, что ее судьба — разделить участь «отцов». У нее захватало мужества признать историческую правоту тех, против которых она так безрассудно восставала. Личная драма поэтессы переплеталась с трагедией века. Она увидела звериный оскал фашизма и успела проклясть его. Последнее, что Цветаева написала в эмиграции, — цикл гневных антифашистских стихов. Это поистине «плач гнева и любви», Цветаева теряла уже надежду — спасительную веру в жизнь. Эти стихи ее, — как крик живой, но истерзанной души:

Цветаева не могла не вернуться в Россию, потому что не могла жить вне своего народа, родного языка.