А он, мятежный,
Просит бури
Как будто в бурях
Есть покой!
М. Ю. Лермонтов
Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный:
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный, —
зазвучала в начале прошлого века мужественная и печальная мысль поэта, имя которому Михаил Юрьевич Лермонтов. В ней его поэзия, его мучения, его сила и спасение. Как и для Пушкина, писавшего: «Поэзия, как.ангел-утешитель, спасла меня, и я воскрес душой», так и для Лермонтова поэзия стала символом веры, борьбы и смыслом жизни.
Еще совсем юным осознал он свой путь поэта-борца. Путь этот оказался мучительным, но все же счастливым.
Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник... —
заявляет поэт о своем высоком предназначении. Еще смутно, но верно угадывая свою роль, как когда-то его осознал Гамлет.
Век расшатался — и скверней всего,
Что я рожден восстановить его!
(Пер. М. Лозинского)
Восстановить гармонию чувств, помыслов и деяний всегда стремился Лермонтов, призывая к этому в своих стихах.
Слишком рано лишившийся материнской ласки и отеческой заботы, Лермонтов стихами хотел восполнить образовавшуюся пустоту. Те же муки одиночества терзали и его героя из «Мцыри». Участь Мцыри — это судьба самого Лермонтова. Строки поэмы печально поведали людям о тоске сына по матери, о тревогах поэта.
Я никому не мог сказать
Священных слов «отец» и мать».
Я видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ — могил!
Единственным желанием ребенка стало:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Неслучайно поэтому у него много строк, овеянных неизбывной печатью одиночества, но живых и трепетных, наполненных размышлениями о любви, о смысле жизни, жизни своей и своего поколения.
Ключ к пониманию поэтической судьбы Лермонтова мы находим в строчках:
Ужасная судьба отца и сына
Жить розно и в разлуке умереть.
И в обращении к дорогому человеку:
Ужель теперь совсем меня не любишь ты?
О, если так, то небо не сравняю
Я с этою землей, где жизнь влачу мою
Пускай на ней блаженства, я не знаю,
По крайней мере я люблю!
Вот они: и любовь, и ненависть, которые поэт пронесет через всю жизнь. Эти два чувства стали сутью его поэзии, его тревогой и радостью.
Всегда получалось так, что любовь приносила ему и страдания, и счастье одновременно, она была как предначертание:
Пусть я кого-нибудь люблю:
Любовь не красит жизнь мою.
Это и все другие интимные стихи проникнуты тоской по любящему сердцу, благодарностью за душевное томление, пусть горькое, но милое сердцу поэта.
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию, но вас
Забыть мне было невозможно...
Поэт благодарит судьбу за этот дар: умение трепетно и глубоко переживать все происходящее.
Он счастлив возникшим чувствам, хотя и не нашедшим ответа:
Судьбе
За все я ровно благодарен.
Но иногда, осененный внезапным прозрением, раненный изменой, он изливает свою боль, не скрывает обиду и все-таки остается гордым и несломленным:
Я горд! Прости, люби другого...
И еще:
Не знав коварную измену,
Тебе я душу отдавал.
Такой души ты знала ль цену?
Ты знала: я тебя не знал!
Легко ранимое сердце поэта умело быть твердым и верным в любви к отечеству, его людям, и он оставил нам строки «Думы», «Родины», которые сейчас невозможно читать без волнения — так они созвучны нам, нашему времени. В них обнаженно чувствуется жгучее желание автора помочь людям, особенно молодым, возродить утраченные идеалы, пробудить в них чувство ответственности перед родиной и народом.
Печально я гляжу на наше поколенье! —
так начинает Лермонтов свой монолог, обращенный к молодым современникам, и строчка за строчкой слагается портрет потерявшего свое лицо поколения 30-х годов XIX века:
И ненавидим мы, и любим мы случайно...
И царствует в душе какой-то холод тайный...
Глаголы один другого убедительней создают предельную напряженность.
Под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом...
Мы иссушили ум наукою бесплодной...
В начале поприща мы вянем без борьбы.
Нервы читателя уже на пределе, как натянутая струна, но Лермонтов находит еще более хлесткие выражения для окончательного безжалостного разоблачения:
Перед опасностью позорно-молодушны,
И перед властию — презренные рабы.
Как исключительно верно (так мог только Лермонтов) схвачены все черты несложившегося времени, отсюда горькая усмешка «обманутого сына над промотавшимся отцом». Но Лермонтов не был бы Лермонтовым, если бы он только судил молодых за бездействие и душевную холодность. Его миссия более сложна и трагична: сам тяжко страдает он от сознания собственной вины за происходящее. Это чувство вины перед временем не покидает нас, живущих в начале XXI века. Постигнув умом все, что совершилось, поэт не мог, не имел права остаться в стороне. Лермонтовское поэтическое слово зазвучало как набат, как призыв к действию. Его собственные переживания стали откровением для сникших и потерявших веру. Слова «Думы» не прошли бесследно: нельзя было не откликнуться на предостережение от духовной смерти и осмеяния будущими потомками.
Его грядущее — иль грустно, иль темно...
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом...
Любовь к родному простору с его лесами, степями, реками, «четой белеющих берез », любовь к простым русским людям, их пляске «с топанием и свистом», к другим близким картинам прочна и безгранична.
Поэт не боится признаться в этом чувстве, хотя и не может до конца объяснить, почему дорога ему родина.
Но я люблю — за что, не знаю сам...
И мы верим ему: кто любит, всегда скуп на слова.
Сын своего отечества, дворянин по происхождению, Лермонтов тяготился общением с светскими кругами. В стихотворении «Как часто пестрою толпою окружен» приоткрывается еще одна страница жизни мятежного поэта. Одинок он в «пестрой толпе» «бездушных людей», нет ему отрады, нет понимания.
Такова была участь многих лучших сынов России: Пушкина, Грибоедова. И Лермонтову пришлось испить ту же горькую чашу.
Но нет в стихотворении безысходности. «Глубокий, могучий дух» поэта остался непоколебим, и у Лермонтова находятся силы бросить лживому обществу гневные слова:
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!..
Единоборство поэта со светом должно было закончиться трагически. Всегда гонимый, Лермонтов чувствовал свою скорую кончину. Именно эта мысль о смерти молодого гениального поэта поразила меня в стихотворении «1831 года дня 11 июня». Одна из страниц поэтического дневника ясно и проницательно говорит о будущем поэта. Страшный, роковой конец предугадывает для себя Лермонтов.
Кровавая меня могила ждет.
Могила без молитв и без креста,
На диком берегу ревущих вод
И под туманным небом, пустота
Кругом...
В стихотворении «Тучи», размышляя над уделом вечно кочующего не по своей воле странника, поэт завидует тучам, не знающим страдания, как он, не понимающим участи отвергнутого. Он познал, что значит быть изгнанником своей родины, горячо любимой и вынуждающей его отправиться «с милого севера в сторону южную» , чуждую русскому сердцу.
Состояние поэта в момент создания стихотворения было действительно тягостным. В последний вечер у Карамзиных в кругу дорогих друзей Лермонтов, «растроганный вниманьем», стоя в окне, видел ползущие над Летним садом и Невою тучи. В этот момент у него родились стихи. Он «оглянул всех грустным взглядом выразительных глаз своих» и прочел. Когда он кончил, глаза его были «влажные от слез».
Как страстны его порывы, как бездонна тоска по свободной жизни и как велика любовь к ней в стихотворении «Выхожу один я на дорогу», а добиться желаемого трудно. Но вольнолюбивый, вечно идущий, страстно любящий поэт не сдается. Он рисует торжественную и чудную природу, «землю в сияньи голубом», где все для человека, дерзай только, мысли, твори. И поэту передается мудрое спойствие мира:
И не жаль мне прошлого ничуть,
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть...
Но заснуть « не холодным сном могилы », а таким, чтоб «в груди дремали жизни силы, чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь».
Заканчивая мелодичные строки, Лермонтов ласкает наш слух дорогим для всех словом «любовь» , которую пронес поэт через жизнь и творчество.
Чтоб всю ночь, весь день, мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел.
Надо мной, чтоб, вечно зеленея,
Старый дуб склонялся и шумел.
Поэт хочет жить и действовать, его бунтующее сердце не принимает холодного покоя. Это сердце трепещет и вьется, радуется и страдает, любит и ненавидит.
Сердце Лермонтова с нами, а гордый дух его высоко парит над землей, как дух воспетого им Демона. И всегда звучит его голос, обращенный к нам:
Что люди? Что их жизнь и труд?
Они пришли, они пройдут...
Надежда есть — ждет правый суд:
Простить он может, хоть осудит!
Моя ж печаль бессменно тут,
И ей конца, как мне, не будет,
И не вздремнуть в могиле ей!
Она то ластится, как змей,
То жжет и плещет, будто пламень, —
Надежд погибших и страстей
Несокрушимый мавзолей!
Сын своего времени, Лермонтов вышел за его пределы. Слово его по-прежнему «звучит, как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных». Он наш соратник и учитель по борьбе, он был поэтом и остался им навсегда.