1. «Маленькие трагедии» в творчестве писателя.
2. «Каменный гость» — история создания, основной смысл произведения.
3. Анализ характера главного героя.
4. Значение «Маленьких трагедий» в истории русской литературы
Ни Геродота, ни Тита Ливия, ни Григория Турского нельзя упрекать за то, что они заставляли провидение вмешиваться во все человеческие дела; но надо ли говорить, что не к этой суеверной идее повседневного вмешательства Бога хотели бы мы снова привести человеческий ум.
П. Я. Чаадаев
А. С. Пушкин, мастер пера, совершенный во всем, в свое время обратился к так называемой малой прозе — созданию небольших по объему, но при этом художественно целостных произведений. Вершиной его работы в этой области стал цикл «Маленьких трагедий», включающий в себя четыре не связанных друг с другом сюжетно произведения («Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы»). Собственно говоря, ни одно из четырех произведений не является трагедией, поэтому исследователи склонны называть их драматическими сценами. Задуман цикл был в 1826 году, а окончательное завершение произошло спустя четыре года, осенью, проведенную автором в имении Болдино.
Центром каждой пьесы становится одна из человеческих страстей. Барон из «Скупого рыцаря» не просто скупердяй, он носитель самой идеи богатства как аллегории неограниченной власти. Сальери («Моцарт и Сальери») — неудачливый музыкант, всю жизнь стремившийся к славе и не получивший ее. Дон Гуан — главный герой «Каменного гостя» — воплощение чувственных страстей. Герои «Пира во время чумы» охвачены хмельной страстью упоения во время смертельной схватки с самой судьбой.
Автор помещает своих героев в исключительные обстоятельства, в которых страсти и обуреваемые ими герои оказываются бессильными и слабыми жертвами. Эти же страсти толкают героев на преступления: Сальери убивает Моцарта, завидуя его славе, Дон Гуан совершает преступление морального толка. Приглашая статую Командора присутствовать на свидании с Донной Анной, преступления совершает и Барон, накопивший свое богатство ценой «слез, крови и пота». В финале этих трех пьес — смерть. Смерть — единственно возможное будущее и для героев «Пира во время чумы».
Как же удалось Пушкину в небольшом по объему произведении показать разрушительную силу страсти?
Обратимся к трагедии «Каменный гость». Взявшись за обработку легенды о Доне Жуане, тем более выбрав из нее самый драматический, но и самый распространенный момент явления статуи Командора, автор поставил себя в жесткие рамки литературных традиций. Пушкин сознательно подчеркивает традиционность развивающихся в драме событий с помощью помещенного в начале эпиграфа из либретто к опере В. А. Моцарта. В этом резкое отличие от остальных пьес того же цикла, где образы и события разрабатываются автором самостоятельно. Однако, избрав известный и в чем-то даже приевшийся сюжет, Пушкин дерзко идет против сложившихся традиций и дает легенде совершенно новую трактовку: подобные «отступления от правил» подчеркнуты даже нестандартным именем героя — Дон Гуан.
Дон Жуан, традиционный для западноевропейской литературы, противопоставлен всему миру — он для него чужеродный, неприемлемый элемент. Герой Пушкина, напротив, живет в согласии с миром и им принят. Не случайно в Мадриде практически на каждом перекресте ему может повстречаться «свой же брат, нахальный кавалер, со шпагою под мышкой и в плаще».
Поведение Дона Гуана обусловлено традициями, характерными для его мира и общества, в котором он находится. Это относительность практически всех высших моральных принципов: благородства, гуманности, верности. Герой не относится ни к нравственным, ни к безнравственным людям — он вообще вне этой категории. Его жизнь и поступки основаны на принципе «природы» — все, что требует плоть, все, что «естественно», то не может быть некрасиво или плохо. Любого человека, встреченного на пути, герой рассматривает как тупое орудие, благодаря которому можно удовлетворить «естественные» потребности тела и духа. И вслед своей прекрасной жертве, падшей под напором обаяния, или убитому шпагой врагу раздастся только элегический вздох Дона Гуана, за которым последует поиск новых приключений.
Но в беспринципности образа, созданного Пушкиным, и традиционного героя есть существенное различие. Оно становится ясным для читателя на примере первого же любовного происшествия в жизни героя. У традиционного образа нет и не могло быть прошлого, особенно связанного с его увлечениями. Пушкинский герой, напротив, каждую свою победу хранит в своем сердце, бережно извлекая ее на свет в минуты лирического настроения. Более того, он жалеет о бессилии что-либо изменить в сложившихся обстоятельствах. Да и по возвращении своем в Мадрид Дон Гуан спешит навестить бывшую возлюбленную, в отличие от Дон Жуанов, кинувшихся бы в омут новых приключений.
На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет, —
говорит герой о своем прошлом. Однако читатель не увидит этого зла. В чем Дон Гуан может быть виноват перед Инезой? Он лишь скрасил последние дни увядающей женщины, и искренне сожалеет о том, что не смог защитить ее от мужа. Луиза? Герой творчески обогащает ее жизнь. Предшествующие Дон Жуаны идут на всяческие хитрости ради женщины. Дон Гуан Пушкина — настоящий испанский гранд. Он имеет понятия чести и он соблюдает их. Во многом его образ сложнее, трагичнее и интереснее, чем традиционные варианты, но во многом и противоречивее. Он не слуга, он ведет себя именно так. Каков он есть на самом деле: «личина — удел плута, бесчестного слуги».
Герой, созданный блистательным талантом Пушкина, — новый взгляд на традиционный образ. Он сочетает в себе самые противоположные порывы и начала: эгоизм и благородство, расчетливость и бесшабашность, жизнелюбие распахнутого всему миру сердца и замкнутость себялюбца. Он ответственен за свою судьбу и за судьбы других людей, так или иначе оказавшихся на его жизненном пути. И обвинения от автора по сути сводятся только к неумению быть ответственным за судьбы других. А неумение это — производная от той самой разрушительной страсти, которой герой объят и от которой освободиться не может.
В цикле «Маленьких трагедий» Пушкин проводит своеобразный эксперимент в драматургической и философской областях. С одной стороны, он сознательно уменьшает количество действующих лиц, временные рамки да и сам объем произведения. С другой же, он раздвигает рамки основной сути пьес до общечеловеческих масштабов: рассматриваемые им страсти одинаково присущи каждому из нас, а трагические финалы своего рода предупреждение для читателей.