XIX век — век небывалого расцвета русской классической литературы. Писатели этой эпохи, богатой великими событиями, оставили огромное творческое наследие. По словам Белинского, «Горе от ума» А. С. Грибоедова и «Евгений Онегин» А. С. Пушкина положили основание последующей литературе. В шестидесятых годах XIX столетия с появлением романа Л. Н. Толстого «Война и мир» русская литература получила мощнейший толчок к своему дальнейшему развитию.
Описывая Россию того времени, ее различные слои населения, конечно же, как Грибоедов и Пушкин, так и Толстой уделили немалую долю внимания роли дворянства в российском обществе. После Отечественной войны 1812 года вопрос об отмене крепостного права в России стоял очень остро. Эта проблема нашла свое отражение в сатирическом изображении помещиков-крепостников у писателей того времени. В «Горе от ума» московское барство — это общество закоснелых крепостников, куда не проникает свет науки, где все панически боятся новизны, а «к свободной жизни их вражда непримирима». Не зря Пушкин взял для эпиграфа к седьмой главе «Евгения Онегина» именно грибоедовские строки. Этим он хотел подчеркнуть, что с тех пор московское дворянство ничуть не изменилось:
Все то же лжет Любовь Петровна,
Иван Петрович так же глуп...
Пушкин и Грибоедов в своих произведениях показали, что в то время в России было неважно, каково качество образования, в моде было все иностранное, люди же из «высшего общества» чуждались национальной культуры («нам без немцев нет спасенья», «мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь...»).
В «Войне и мире» мысль о том, что «высший свет» был отчужден от русского национального быта, выражена особо ярко. В такой среде нет места патриотическим чувствам. А когда во время войны 1812 года весь русский народ встал на защиту Отечества, когда решалась судьба Родины, люди такого склада, как Берг, Борис Трубецкой, старались сделать из войны способ обогащения.
И в «Горе от ума», и в «Евгении Онегине», и в «Войне и мире» подчеркнута безликость, статичность «сильных мира сего». У них нет никакой индивидуальности, все фальшиво, а общественное мнение — это для них самое главное. Все стремятся к какой-то общепринятой мерке, боятся заявить о своих чувствах, мыслях. А скрывать истинное лицо под маской уже прочно вошло в привычку. Грибоедов даже не дал имен княжнам Тухоухиным, пронумеровав их. А Фамусов, активный выразитель принципов московского дворянства, в ужасе восклицал: «Ах! Боже мой! что станет говорить княгиня Марья Алексевна!» Толстой же сравнил салон Анны Павловны Шерер, где собирается высшая знать Петербурга, с прядильной мастерской, в которой течет размеренная, монотонная, механическая жизнь. Сама Анна Павловна сравнивалась с хозяином прядильной мастерской. Она постоянно «заводила равномерную, ритмичную разговорную машину». Другого героя «большого света», Василия Курагина, автор наделил искусственными чертами: «говорил он, как заведенные часы», не изменяя голоса, как актер, заучивший свою роль. А Пушкин писал:
Но всех в гостиной занимает
Такой бессвязный пошлый вздор,
Все в них так бледно, равнодушно,
Они клевещут даже скучно...
И у Грибоедова, и у Пушкина, и у Толстого большая часть дворянства показана как бездуховное, пустое общество, где царит лицемерие, подхалимство и ложь. Первая глава «Евгения Онегина» посвящена описанию досуга главного героя. Но так, как он, бессмысленно проводит время и весь «большой свет», страдая от скуки и суеты. Поэт писал, что «даже глупости смешной в тебе не встретишь, свет пустой» и что среди сплетен и интриг, которыми опутаны все балы и вечера, не вспыхнет ни одной здравой мысли. У Грибоедова круг занятий Фамусова сужен до минимума: «во вторник зван я на форели», «в четверг я зван на погребенье», а в конце недели Фамусов должен крестить. Мораль фамусовского общества заключается в том, чтобы «сгибаться вперегиб», угождая всем, зависеть от других да выбивать себе побольше чинов. В «Войне и мире» цель жизни людей, светской и военной карьеры — быть на виду, получить «тепленькое местечко», богатую жену, пробраться к «верхам». Интриги, карьера и богатство — вот насколько ограничен круг их интересов. Исходя из описания дворянства в этих трех произведениях, можно сделать вывод, что большая часть дворянства — бездуховное общество, где нет разницы между добром и злом, где есть только корыстные запросы, где неважны чувства людей, нет никакого дела до судьбы Родины и народа.
Однако дворянство неоднородно. И Грибоедов, и Пушкин, и Толстой представили антиподов большей половине «высшего света» — это и Чацкий в «Горе от ума», и в какой-то мере поместное дворянство в «Евгении Онегине», и Наташа Ростова, Пьер Безухов, Андрей и Марья Болконские у Толстого. У Грибоедова противоречие между граждански активной личностью и реакционным большинством зародилось с самого начала: приехав в Москву, Чацкий нарушил застойное существование мирка тупоумных Скалозубов, подхалимов Молчаливых, чванливых Фрюминых. Чацкий страдал, испытывал «мильон терзаний». По словам Гончарова, Чацкого сломили количеством старой силы, а он ей нанес удар качеством новой силы. Но он не одинок, чем и наводит страх на крепостников. Трагедия Чацкого — трагедия «ума, алчущего познания». Терзания же Онегина в другом: будучи незаурядной личностью, он бесцельно прожил жизнь, не накопив никакого духовного потенциала. Но, по-моему, нельзя во всем винить среду, в которой вращался Онегин. Человек сам способен решить, что ему делать. По словам Лебедева, Онегин и Чацкий сошли со сцены, а молчалины остались неуязвимы. Поместное дворянство Пушкин описал с большей симпатией, чем московское и петербургское, хотя и их мир далек от идеала, их интеллектуальные запросы невелики, они приближены к природе. В отличие от Онегина Пьер Безухов сумел избежать влияния светского общества, он был там не понят, как и Чацкий. Пьер постоянно пребывал в движении, поиске, сомнениях, в непрерывном внутреннем развитии.
Андрей Болконский близок Пьеру в своих исканиях смысла жизни. А Наташа Ростова и Татьяна Ларина были особенно близки к народу в отличие от грибоедовской Софьи.
Если Грибоедов уделил больше внимания конфликту закоснелого московского барства с прогрессивно мыслящей частью дворянства, то в романе «Евгений Онегин», который был назван Белинским «энциклопедией русской жизни», дана картина неоднородного дворянства: патриархального московского, пустого петербургского и поместного. Лотман писал, что образ «высшего света» получил у Пушкина двойное освещение: с одной стороны, «большой свет» — это объект порицания, а с другой стороны, светская среда — это сфера, где развивается русская культура. Толстой же в большей степени описал жизненные искания лучшей части дворянства, противопоставляя ей знать Петербурга. В понимании Толстого народ — это лучшая часть дворянства, неотделимая от народной почвы, в отличие от пушкинского и грибоедовского светского общества. Я думаю, что общественная позиция авторов выражена именно в характеристике дворянства.