Автором “Тихого Дона” использованы разнообразные достоверные источники. Документы он приводит не в извлечениях, а полностью. Множество персонажей — реальные люди, действующие под своими именами и фамилиями. Выведены известные исторические фигуры: Верховный главнокомандующий Корнилов, начальник его штаба Лукомский, председатель войскового правительства Богаевский, войсковые атаманы Каледин и Краснов и др. Перечисляются фамилии членов войскового правительства, сидящих по обе стороны от Каледина во время переговоров с представителями Военно-революционного комитета в Новочеркасске (сцена этих переговоров вообще изобилует подробностями), хотя как персонажи они практически не играют никакой роли в сюжете романа. Генералитет показан широко в отличие от командования Красной армии и политического руководства большевиков. Только упоминается о встрече Григория Мелехова с Буденным, статья Л.Д. Троцкого “Восстание в тылу”, вызывающая возмущение восставших казаков, дается без имени автора, в 30-е гг. уже одиозного в СССР. Изображение Верхнедонского восстания само является историческим источником, достоверность которого подтверждается новонайденными документами, Шолохову неизвестными.
Достоверна география “Тихого Дона”. Вымышлен лишь хутор Татарский, но и он имеет свой “прототип”. Издержка в добывании сведений путем расспросов необразованных казаков — найменование “города Столыпина” в Восточной Пруссии, под которым Григорий спас Степана.
Однако историческое и вымышленное в “Тихом Доне” связаны не так, как в “Войне и мире”, где князь Андрей служит адъютантом у Кутузова, видит на аустерлицком поле Наполеона, пытается сотрудничать со Сперанским, пленный Пьер попадает к маршалу Даву, а Николай и Петя Ростовы лицезреют обожаемого ими Александра I. У Шолохова “верхушечная” история гораздо резче отделена от истории народной, вымышленные персонажи почти не встречаются с крупными историческими фигурами [6, с. 26—27]. Особа императорской фамилии, посещающая глазную лечебницу доктора Снегирева, где лежит Григорий (в этой московской лечебнице как раз в 1914 г. лежал Миша Шолохов), не названа по имени. Только Подтелков и Фомин, которые в социальном плане гораздо ближе вымышленным героям, чем генералы, действуют постоянно вместе с основными персонажами. Командиры сотни и полка, где начинал службу Григорий Мелехов (полк под этим номером участвовал в тех самых боях, которые описываются в романе), — тоже реальные люди, но их непосредственное общение с главным героем уже не показано. Прямая связь с подлинной историей подчеркнута и сокрытием фамилии некоего реального лица. Есаул Калмыков рассказывает Листницкому: “Приезжаем в штаб дивизии. Полковник М., из оперативного отделения, — ты его знаешь...” (кн. 2, ч. 4, гл. XII). Это авторская условность, в устной речи фамилия полковника, конечно, должна была быть названа.
В письме к Е.Г. Левицкой от 4 июля 1928 г. Шолохов признавался, что его “начинает душить история, и соответственно с этим меняется и характер письма” [1, с. 121]. Имеется в виду четвертая часть. Чисто исторические главы и разделы составляют в “Тихом Доне” некоторую параллель публицистическим и философским рассуждениям в “Войне и мире”, но у Шолохова соответствующие страницы зачастую просто информационны, что, однако, и требовалось автору ввиду слабой осведомленности читателей о предмете донской эпопеи. В “Войне и мире”, где исход сражений и войн определяется моральным духом воюющих армий и народов, а не числом солдат, вооружением и позицией войск, немыслима, например, такая справка: “Смело маневрировавшая Кубанско-Терская сводная конная дивизия грозила обходом левого фланга, вследствие чего командование 10-й армии отвело части на фронт Березенково — Латышево — Красный Яр — Каменка — Банное. К этому времени 10-я армия насчитывала в своих рядах 18 000 штыков, 8000 сабель и 132 орудия; противостоявшая ей Добровольческо-Кубанская армия исчислялась в 7600 штыков, 10 750 сабель, при 68 орудиях. Кроме того, белые имели отряды танков, а также располагали значительным числом самолетов...” (кн. 4, ч. 7, гл. XX). Отступления Толстого столь же страстны, как и повествовательные главы. У Шолохова интеграция информационного материала и повествования слабее, что и вызывало подозрения в наличии неискусного “соавтора” у создателя сочных картин жизни казачества.
В принципе же роль прямого вымысла в “Тихом Доне” менее значительна, чем кажется на первый взгляд. Многие вымышленные персонажи и события имели прототипы и аналоги в действительности (например, бабушка Харлампия Ермакова была турчанкой). Основная заслуга Шолохова — именно в художественном преобразовании реального материала, в создании запоминающихся образов.
