Петербург — город детства и молодости Мандельштама, где все ему знакомо «до слез, до прожилок, до детских припухлых желез»... С нотками ностальгии в душе и голосе поэт прибывает сюда вновь после долгой разлуки.
Однако город изменился: он грязный, неуютный, неуверенный в завтрашнем дне и запуганный днем сегодняшним. «Узнавай же скорее декабрьский денек, // Где к зловещему дегтю подмешан желток»: это сочетание цветов передает ощущение тоски, беспокойства — характерные чувства петербуржцев 1930-х гг. Деготь и желток — это бывшие бархат и золото царственного Петербурга.
Но Мандельштам не хочет, вслед за родным городом, кануть в Лету: «Петербург! Я еще не хочу умирать!». У него еще есть надежда воссоздать привычный с детства мирок, полный любимых и преданных друзей: ведь есть их номера в записной книжке!
Но телефон красноречиво и страшно молчит. Прежние друзья изменились, или уехали, или их уже нет в живых. Да и живые — будто мертвецы («У меня есть еще адреса, // По которым найду мертвецов голоса»): они не спят по ночам, ожидая стука в дверь, что вот-вот «черный воронок» подъедет к их порогу... Клевета, доносы, насилие. Никто не произносит вслух слова правды, никто не говорит о реальной жизни — все обман, пропитанный страхом.
И поэт тоже невольно начинает ожидать, что его могут забрать и увезти в неизвестность:
Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок, И всю ночь напролет жду гостей дорогих, Шевеля кандалами цепочек дверных.
Гости — «дорогие» в переносном значении. Прежде в хлебосольной Руси гостям всегда радовались
и принимали как родных. А теперь все изменилось: гостям больше не рады, неизвестно, к добру или к худу этот пришелец, даже давно знакомый.
Дверные цепочки стали оковами на жизнях и душах людей. Это страшные, черные, рабские годы духовного крепостничества.