Человек нового типа, рожденный в огне гражданской войны (По произведению И. Э. Бабеля «Конармия»)

1. Жизненный опыт И. Э. Бабеля, полученный на войн.
2. Л ютов — человек нового типа.
3. Отношение автора к героям.

Попав на гражданскую войну в Первую Конную Армию, И. Э. Бабель оказался среди казаков, чьи боевые традиции, условия прохождения службы, организация, резко отличались от традиционных. Издревле казаки славились своенравным и свободолюбивым характером. Верные братству рядовые бойцы были склонны, однако, к барахольству и мешочничеству, сами заботились о снаряжении, оружии, конях. Во время своего похода они не церемонились с местным населением, нередко разоряя его не хуже врагов. Более всего их раздражал стабильный быт и культура евреев, поляков и украинцев. Безусловно, подобное отношение к местному населению не могло не рождать противодействия. Постоянные кровавые стычки и с врагами, и «со своими» еще более озлобляло казаков. Смерть начинала восприниматься ими как явление обыденное. Правота прямо зависела от силы. В таких условиях вдвойне тяжелее было автору, интеллигенту-еврею, знающему иврит, Библию, Талмуд, когда-то берущего уроки у известного музы-канта-скрипача. Для того чтобы выжить писателю пришлось меняться. Бабель ушедший на войну резко отличался оттого Бабеля, который вернулся в Одессу после ранения. Писатель в своих рассказах пытался ответить на вопрос, как меняется человек в нечеловеческих условиях.

Многие новеллы из «Конармии» И. Э. Бабеля написаны от лица еврея-интеллигента Лютова. Именно он попал в среду лихих казаков и вынужден был не только на себе испытать весь ужас гражданской войны, но и выжить среди этих неспокойных людей. С самого начала Лютову приходится столкнуться с горем и бесчеловечностью. Ночуя в отведенной квартире, он вдруг оказывается на одном тюфяке с мертвецом. Герой не может вынести слов беременной еврейки, у которой на глазах поляки убили отца. Встречая людей, слушая их истории, Лютов ищет ответ на один единственный вопрос, как мог Всевышний допустить такое. Как он спокойно смотрит на то, как разоряются его святилища. Значит, ему все равно, значит, вседозволенность и безнаказанность торжествуют: «черепа, оказавшиеся резьбой церковного катафалка, не пугают меня больше..». Безнадежно рушатся внутренние убеждения, пересматриваются ценности. Уже не страшно, когда «под... пальцами прыгают костяные кнопки, раздвигаются разрезанные пополам иконы», главное — найти другие, уже материальные ценности и «прочь от этих подмигивающих мадонн, обманутых солдатами...». Хотя Лютов еще и прислушивается к рассуждениям старого еврея старьевщика, он никогда уже не станет верить в Бога, как раньше. Теперь герой убежден в том; что нужно любыми средствами «распороть» «закрывшиеся глаза», чтобы впустить в них солнце. Он не понаслышке знает, что интернационал «кушают с порохом и приправляют лучшей кровью». Лютова еще не отпускает прошлая жизнь, стонущие над молитвенниками евреи, «похожие на рыбаков и апостолов», однако уже ближе «сияние сотен огней, волшебный блеск радиостанции, упорный бег машин в типографии и недописанная статья в газету «Красный кавалерист»...». Война делает так, что человеческая жизнь становится намного дешевле жизни коня. Афонька, потерявший в одном из боев своего коня, кричит с помертвевшим лицом: «Ну, беспощадно же буду рубать несказанную шляхту! До сердечного вздоха дойду до вздоха ейного и богоматериной крови...». Смерть животного у него вызвала более сильную реакцию, чем смерть боевого товарища Долгушова, которого он сам был вынужден добить. Безусловно, в тяжелых военных условиях менялись не только интеллигенты, попавшие в Красную Армию, но и простые люди. Сердца ужесточались, основными эмоциями становились ярость и ненависть к врагам. Только экстренные обстоятельства могли вызвать у этих людей добрые чувства и жалость, поскольку где-то глубоко внутри еще теплилась искра человечности. Именно поэтому Никита Балмышев сажает в свой вагон молодую мать и защищает ее от своих товарищей, а Лютов пишет начальнику дивизии рапорт об оскорблении религиозного чувства у местного населения.

Несомненно, автор понимает, что у людей, с которыми его свела война, силен интуитивный порыв к свободе, стремление к изъявлению воли. Однако он видит, насколько еще невежественны и не зрелы его боевые товарищи. Бабель не понимает, каким образом в казачьем сознании мог утвердиться революционный настрой. Но, несмотря на свое идейное одиночество, писатель принимает этих людей, он уже изменился настолько, что может считать многих красноармейцев своими друзьями.