Особенности художественного мироощущения Пришвина. «Моя литература — это моя собственная жизнь», — сказал Пришвин. И это действительно так: по сути, все созданное им — это художественно переосмысленный его жизненный путь и духовные искания. Всю жизнь он писал одну книгу — о самом себе, лишь одно произведение не имеет ничего общего с личной его судьбой — повесть «Серая Сова», об американском индейце, — все же остальное вобрало в себя его опыт, наблюдения, раздумья. Трудно назвать другого писателя, у которого так органично слилась бы личная жизнь с творчеством.
Пришвин считал, что, «для того чтобы стать писателем, нужно уметь следить за собственной личной своей жизнью», но этого мало, чтобы стать настоящим художником: «Чтобы сделаться художником, нужно еще это свое увидеть отраженным в мире природы и человечества». Для Пришвина-философа человек, отношения между людьми — часть Вселенной, и «условием истинного творчества должна быть его органичность, то есть сознание творцом цельности, единства в происхождении мира, связи себя самого со всеми живыми и мертвыми. Это условие присутствия чувства общей жизни или мира, всего мира необходимо для творчества, как рычаг...». И только то произведение будет интересно, в котором «личное является на фоне великого исторического события. А событие историческое есть всегда... Если же нет сейчас видимого, то нужно найти невидимое». Эти высказывания писателя помогают понять своеобразие его художественного метода.
Пришвин старался осмыслить особенности своей творческой позиции, которая была непонятна многим его современникам. «Я соприкасаюсь своей личной жизнью с жизнью всего мира и записываю это сопереживание, как путешественник видит новое, удивляется и записывает», — говорит он. Самого себя он рассматривал как часть окружающего мира, «частицу мирового Космоса», к своей жизни относился как к литературному факту, и поэтому объектом познания и изображения становилось все, что происходило на его глазах и в его душе. На склоне жизни он размышлял о своем творчестве: «И теперь вижу ясно, что все написанное мною и признанное было отдельные искорки из пережитого мною, из моей собственной жизненной поэмы. Если же люди эти искры узнают и понимают, значит, и они переживают эту поэму».
Два родника: детство и любовь. Для понимания многих произведений Пришвина важно знать его биографию. Он родился в январе 1873 г. в имении Хрущево Орловской губернии, в небогатой семье выходцев из купцов. Увлекающийся и мечтательный, рано умерший отец и особенно мать, нежная, поэтичная, но в то же время волевая, практичная, трудолюбивая, оказали большое влияние на будущего писателя. Раннее детство его прошло в деревне, среди крестьян, нужды и заботы которых он хорошо знал.
О детстве, Елецкой гимназии, о том, как с двумя товарищами в первом классе он совершил побег в «Азию — страну золотых гор», об учебе в реальном училище в Тюмени, куда увез его дядя-пароходчик, писатель рассказал в автобиографическом романе «Кащеева цепь». Из романа мы узнаем и о том, как Пришвин-студент, захваченный «идеалом всеобщего счастья», переводил революционную литературу, пропагандировал ее среди рабочих. Он был арестован. Сидя в одиночной камере рижской тюрьмы, чтобы скоротать время, он совершил мысленное «будто-путешествие» к Северному полюсу и очень жалел, что в тюрьме не давали бумаги и чернил, а то бы написал дневник своего путешествия.
После ссылки Пришвин едет за границу для продолжения учебы. Конечно, жизнь в Европе не могла не сказаться на формировании его внутреннего мира. Он чутко воспринимал западноевропейскую культуру — любил музыку Вагнера, восхищался Гете, в книгах Ницше увидел «поразительное слияние поэзии и философии». В Лейпциге он закончил философский факультет «по агрономическому отделению». От участия в политической борьбе совсем отошел, поняв, что к революционной работе «до последней крайности неспособен», революция его пугала, он был мечтателем, а не борцом.
Тогда же произошло одно из важнейших событий в его жизни — в Париже Михаил Михайлович встретил русскую девушку-студентку. Эта встреча определила его дальнейшую жизнь, отразилась и в творчестве. О любви, разрыве с невестой, которая отказала ему, поняв его колебания и «неспособность вникнуть в душу другого человека», повествуется в «Кащеевой цепи». Он должен был научиться любить, а не просто любоваться, «стать мужем», т. е. духовно созреть. «Женщина протянула руку к арфе, тронула пальцем, и от прикосновения пальца ее к струне родился звук. Так было и со мной, — говорит писатель, — она тронула, и я запел». Она сделала его писателем. Позднее он скажет: «Все мои поэтические переживания происходят из двух родников: детства и любви».
Вернувшись на родину, несколько лет Пришвин живет в деревне, работает агрономом, занимается научной работой в области сельского хозяйства. Отказавшись от надежд на личное счастье, решил жить, «как все хорошие люди», женился на крестьянке, «простой и неграмотной», ставшей его помощницей.
Начало творческого пути. В тридцать три года вдруг, неожиданно для самого себя, Михаил Михайлович осознает свое призвание к литературе. Он резко меняет свою жизнь, становится корреспондентом петербургской газеты «Русские ведомости», на страницах которой с 1905 г. часто печатает очерки и заметки о крестьянской жизни. То, что творческий путь начался с публицистики, для Пришвина как для писателя имело огромное значение: на статьях и очерках он оттачивал свое перо, учился краткости в выражении мысли, меткости и выразительности языка.
Писал Пришвин и художественные произведения — рассказы и повести, но лишь один небольшой рассказ «Сашок» был опубликован в 1906 г. в детском журнале «Родник». Рукописи из редакций возвращались, «сложные психологические вещи» не давались. Его преследовали неудачи.
И тогда пришла мысль взять в Географическом обществе рекомендательное письмо и отправиться на Север, который издавна манил своей тайной. Два лета подряд Пришвин изучает жизнь северного края. Из путешествий он привез записи былин и сказок, тетради путевых заметок и множество фотографий, прочитал научный доклад, и ученые избрали его действительным членом Российского Географического общества и наградили серебряной медалью.
Своеобразным отчетом о путешествиях явились очерковые книги «В краю непуганых птиц» и «За волшебным колобком». Первая казалась Пришвину не особенно удачной, слишком научной. Своим творческим началом он считал книгу «За волшебным колобком», очерки о быте рыбаков и таежных крестьян, о суровой северной природе. Ho книга напоминала и увлекательную сказку, начинается она необычно: «В некотором царстве, в некотором государстве жить стало людям плохо, и они стали разбегаться в разные стороны. Меня тоже потянуло куда-то». Сказка не заслоняет правдивый показ нищенской жизни народа, невежества, но прежде всего писатель раскрывает прекрасное в людях, говорит об их благородстве, человеческом достоинстве, близости к природе.
Каждый год художник совершает путешествия и пишет книги: после поездки в керженские леса появляется «Светлое озеро», впечатления от поездки в Среднюю Азию отразились в очерках «Адам и Ева» и «Черный араб», после путешествия в Крым вышла книга «Славны бубны».
Очерк «Черный араб» писатель называл «праздничным», при его создании он не был скован определенным заданием редакции и смог бытовой материал превратить в восточную сказку, построив книгу на фантастическом преображении местности и путешественника, выдающего себя за человека, принявшего обет молчания. Книга необычайно живописна и музыкальна. Читатели были от нее в восторге, а М. Горький, прочитав ее, тут же предложил издать в «Знании» трехтомное собрание сочинений Пришвина.
К началу Первой мировой войны имя Михаила Михайловича Пришвина стало широко известно в литературных кругах. Его творчество высоко оценили столь разные писатели, как А. Блок и И. Бунин, М. Горький и А. Ремизов, В. Брюсов и 3. Гиппиус. Пришвин особенно сблизился с писателями-модернистами, в их среде он нашел участие и поддержку, печатался в их журналах, своим учителем он называл А. Ремизова. Пришвина привлекало в модернистах внимание к творчеству, искусству, высокая требовательность к слову. Для него «эта эпоха была школой литературы». Известно, что Пришвин хотел написать роман «Начало века», составил план, в его архиве сохранились отдельные наброски и «куски». К сожалению, этот замысел не был осуществлен.
На перепутьях истории. Когда началась мировая война, Пришвин отправился корреспондентом газеты на передовую. Его иллюзии о том, что война может сблизить народ и власть, быстро рассеялись, и он начинает протестовать против бессмысленных жертв. Война антигуманна — вот главная мысль всех его статей и очерков.
Как и вся передовая интеллигенция России, художник горячо приветствовал Февральскую революцию. Вскоре он вошел в литературное объединение «Скифы», принадлежавшие к нему писатели — В. Брюсов, А. Белый, С. Есенин, Н. Клюев, А. Ремизов, Е. Замятин и другие — разделяли взгляды левых эсеров, ориентировавшихся на крестьянство, русскую деревню, а не на пролетариат, пытались «соединить» христианство с социализмом. После Октября Пришвин стал сотрудничать в эсеровской печати — газетах «Дело народа», «Воля народа», «Раннее утро» до их закрытия как контрреволюционных. Его статьи близки к «Несвоевременным мыслям» М. Горького, «Окаянным дням» И. Бунина — те же непримиримость, зоркость наблюдений, жесткость оценок, отвращение к погрому, который «становится на место революции», обвинение советской власти в подавлении свободы мысли и слова.
Очень злой, едкой статьей, язвительно озаглавленной «Большевик из „Балаганчика“», откликнулся Пришвин на призыв Блока к интеллигенции «слушать музыку революции», сотрудничать с советской властью. Его возмутила статья «Интеллигенция и революция», и он написал, что на «большом Суде у тех, кто владеет Словом, „спросят ответ огненный", и слово скучающего барина там не примется». Пришвин не хотел оскорбить поэта, ему было больно, что такой чуткий человек не видел правды происходящего. Идейный спор был продолжен и в произведениях: одновременно пишутся пришвинский рассказ «Голубое знамя» и поэма Блока «Двенадцать», резко различающиеся по идейному содержанию.
Весной 1918 г. Михаил Михайлович переехал на родину, в Хрущево, получил земельный надел и занялся крестьянским трудом. Из деревни он посылал в газеты заметки. В них часто говорится о «разрушительном характере революции» — разгроме имений, грабежах, уничтожении парков и лесов. Пришвин не мог принять в наступившем «мужицком рае», что «все равны и все нищие».
Вскоре начинаются для писателя мучительные «годы робинзонады». Несмотря на хорошее отношение к нему крестьян, по приказу властей Пришвина выдворили из Хрущева как бывшего помещика. Он сменил много мест жительства, работал учителем литературы в Ельце и на Смоленщине, создавал библиотеки, музеи, кружки краеведения, даже на недолгий срок вернулся к занятиям агрономией. Ho он продолжал много и упорно работать над произведениями, дожидаясь того времени, когда «явится спрос на художественную литературу».
Когда в период нэпа возобновился выход ряда изданий, Пришвин появился в Москве с охотничьей сумкой, набитой рукописями. Несколько произведений удалось опубликовать.
Повесть «Мирская чаша», которую писатель считал своей «коренной вещью», в редакции отклонили. В ней он рассказал о пережитом им самим и жителями села Алексино на Смоленщине в 1921—1922 гг. — о всеобщей озлобленности, расколе в крестьянстве, вызванном разным отношением к советской власти, сопротивлении «старого мира» и насилии со стороны представителей новой власти. И хотя действие повести он перенес в 1919 г., книгу публиковать отказались. Пришвин, не хотевший печатать ее за границей, обратился за поддержкой к Троцкому и получил от него ответ: «Признаю за вещью крупные художественные достоинства, но с политической точки зрения она сплошь контрреволюционна». У писателя вырываются горькие слова: «Вот и паспорт мне дан... Понял, что в России... никогда не напишу легальной вещи, потому что мне видны только страдания бедных людей». Впервые повесть была напечатана полностью лишь в 1989 г.
Природа — зеркало человека. Найденная им на Севере, во многом выдуманная «страна непуганых птиц» превращается в Берендеево царство, затем в Дриандию. Эту реальную и одновременно сказочную страну Пришвин открывает в Подмосковье, где окончательно поселился в 1922 г. Он живет в деревнях рядом с маленькими городами Талдомом, Переславлем-Залесским, Загорском, охотится. Ценности он находит в повседневной жизни природы и людей. Писатель очень любит рассказывать о Подмосковье, создает прекрасные поэтические описания пейзажа среднерусской полосы. У него всегда было чувство, будто он открывает для других людей какой-то новый мир, до сих пор им неизвестный, и он делился радостью своих открытий. Часто в журналах печатаются его рассказы об охоте, о жизни растений и животных. Даже эпиграмма появилась: «Один прозаик писал про заек».
Чем же объяснялось такое исключительное внимание к теме природы, только ли его любовью к ней? Лишь недавно стали известны слова писателя: «Никогда не был так близок к природе, а почему? Потому что никогда не было так тесно среди людей. Будет ли день, когда возьму свою котомку и пойду от природы к людям, к их руководящему жизнью сознанию, к их высшим добродетелям?»
В 1926 г. вышла книга «Родники Берендея» — о природе и людях, с которыми он жил и работал. В этой книге, составленной из ежедневных записей натуралиста-поэта, отмечающего малейшие изменения в жизни природы весной, виден особый подход к раскрытию темы человека и природы. Писатель подчеркивает родство человека со всем миром, говоря, что «в человека вошли все элементы природы». Природа во многом определяет и занятия людей, и даже их внешний вид. Животные и деревья — прообразы людей. По словам писателя, «чувство природы есть чувство жизни личной, отражаемое в природе», и «только тогда можно сказать о природе, если найдешь и поймешь себя самого как нечто небывалое». Вот почему для Пришвина береза — «не ботанически-живое существо, а человеческая живая березка».
В лирических миниатюрах его природа наделена всеми особенностями внутреннего мира человека. «Чтобы понимать природу, надо быть очень близким к человеку, и тогда природа будет зеркалом, потому что человек содержит в себе всю природу» — это любимая мысль Пришвина, которая составляет основу и своеобразие его мироощущения и творчества.
He поняв пришвинскую философию природы, мы не сможем глубоко прочитать его произведения. От других художников слова его отличает то, что с темой природы он связывает все основные вопросы, затрагиваемые в его книгах, через изображение природы раскрывает сущность человеческого бытия.
Попытка диалога. Очень плодотворным периодом для Пришвина были 20-е гг. Он создает много произведений в различных жанрах: очерки, рассказы о современной жизни и недавнем прошлом, роман «Кащеева цепь».
Из биографии Пришвина нам известно, что, искренне желая помочь своим пером делу развития народного хозяйства, он обратился в Госплан с предложением изучить и описать состояние башмачного промысла. Затем по заданию Госплана едет на торфоразработки. В результате появились «производственные» очерки «Башмаки» и «Торф». Хотел он написать о рабочих уральского завода, но увиденное там его не вдохновило, собирался написать очерки о нефтяниках, поехать в Баку, но ему отсоветовали.
Это была своеобразная попытка диалога с эпохой, попытка искренняя, но до конца не осуществленная, художественно не реализованная.
Пришвин уже был сложившимся мастером слова с собственным художественным видением и не мог «перестраиваться» под давлением литературной критики и проработок, которые были в писательском мире в порядке вещей. Официозной критикой был выдвинут лозунг «социального заказа», Пришвин в нем увидел диктат времени, невозможность «писать для своего читателя». Порой он даже подумывал о том, чтобы отказаться от литературной работы и стать фотографом, но это было для него нереально: он не мог не писать. И поэтому настойчиво старался «выработать себя» как писателя новой эпохи, для чего, ему казалось, нужно было «стоять для всей видимости на советской позиции, в то же время не расходиться с собой и не заключать компромиссы с мерзавцами».
Он очень хотел быть современным в своем творчестве и читаемым. Его обвиняли в нежелании участвовать в социалистическом строительстве, но он не мог лукавить. Пришвин многое не принимал в советской действительности: воспитание классовой вражды, ненависти к Церкви, уничтожение культурных ценностей, он понимал, что «о крестьянстве писать нельзя — не туда идет история». Он отразил жизнь народа, но рассказал об ином — о том, что присуще душе человека, о стремлении к добру и правде, богатом внутреннем мире. Он любит писать о детях, рыбаках, охотниках, людях, близких к природе, либо о тех, кто вдохновлен любимым делом.
Корень жизни. После путешествия на Дальний Восток Пришвин опубликовал повесть «Женьшень». Современники увидели в книге прежде всего поэзию творческого преобразования жизни, что было созвучно общему пафосу советской литературы. Ho если большинство писателей рассказывали о новостройках, фабриках, колхозах — коллективном труде, то Пришвин — об организации заповедника оленей, о двух героях — русском и китайце, их отношениях, их жизни и труде, по сути — о единстве всех людей, независимо от национальности. Художника упрекали в том, что он намеренно отошел от изображения современности, не отразил историческую эпоху: действие повести происходит в начале века. Писателю важно было другое — высказать свои мысли о творчестве. Он написал поэму, овеянную романтикой «благословенного труда», родственности между людьми, между человеком и природой.
Каждый образ поэмы необычайно поэтичен и наполнен глубоким смыслом. Женьшень — корень жизни, источник здоровья, МОЛОДОСТИ, HO это и духовный источник жизни, помогающий человеку определить свой жизненный путь: «Какая неистощимая сила творчества заложена в человеке и сколько миллионов несчастных людей приходят и уходят, не поняв свой женьшень, — говорит писатель, — не сумев раскрыть в своей глубине источник силы, смелости, радости, счастья».
Пришвин впервые соединил свою собственную биографию с вымышленной историей человека, попавшего на Дальний Восток во время русско-японской войны, явно автобиографичен один из главных мотивов повести — чувство острой щемящей боли, пронизывающей героя при воспоминании о первой любви, и вновь обретенная радость, когда в другой женщине он находит утраченное счастье.
В 1937 г. в дневнике появилась запись: «Тема нашего времени: жизнь на земле — счастье. Вторая тема: деспотизм и его жертвы». О счастье жить на земле он пишет в повести «Женьшень», называет ее свидетельством победы над самим собой. Однако на основании этих слов нельзя делать вывод, что Пришвин принимал жизнь такой, какой он видел ее в эти годы. Вот что его беспокоило: «He угасла у нас общественная совесть или тайная вера в назначение писателя как борца за человеческую личность... И вот, если ты настоящий писатель и понимаешь, как же тяжело нести невыносимый крест власти, то ты не власть восхваляй, а усмотри в ней распятую личность человека. Если уж тебе так хочется брать на себя эту тяжелую тему; если же она тяжела тебе, не по силам, то не пиши о ней, обойдись и так останься самим собой». Писатель поставил своей целью воспевать радость, вести дело «в светлую сторону», не забывая при этом о страданиях людей. О деспотизме и его жертвах он рассказывает в дневнике, для произведений же выбирает иные темы, тоже очень важные, по его мнению. Одна из таких тем — тема любви.
Любовь как дело человеческой жизни. Михаил Михайлович создал настоящую поэму любви и в прекрасных книгах «Женьшень», «Фацелия», «Кащеева цепь», и в дневнике. Он писал о любви очень своеобразно: и как исследователь собственных ощущений, и как философ, и как поэт одновременно. Художник старался перенести свой личный опыт на всех людей, воспевал красоту чувства, славил любовь как дело человеческой жизни: «Всякое дело на свете должно быть делом любви», «Любовь — это чувство вселенной, когда все во мне и я во всем», в любви проявляется стремление к бессмертию.
Писатель, видевший вокруг слишком много зла, старался пробуждать в людях доброе, родственное отношение друг к другу, рассказывая об истинно человеческих поступках. Пришвин так много пишет о любви потому, что считает ее «двигателем нравственного поведения». В дневнике он с горечью говорил о падении нравственности, что люди «спаяны чисто внешне, или посредством страха слежки, или страхом голода»; замечал, что дети стали презрительно относиться к родителям, что «революция... добралась до разрушения интимнейших ценностей человеческой жизни, детства... брачных отношений, материнства и т. п.». Поэтому он и обращается к «интимно-вечному» в человеке в своих произведениях.
В «Фацелии» отразились личные переживания писателя в конце 30-х гг. Эта поэма посвящена Валерии Дмитриевне, второй жене Пришвина, ставшей ему самым близким другом. В дневнике есть запись: «"Женьшень" направлен к утраченной в юности девушке, "Фацелия" — к той, что пришла почти через сорок лет и наконец вытеснила из меня первую». Это своеобразный очерк истории любви лирического героя, его душевного состояния, переданный через восприятие природы. Фацелия, трава с синими цветочками, — символ любви и радости. Пришвин очень любил свое произведение, однажды он сказал: «Это моя песнь песней».
Сказки о Правде. По просьбе М. Горького Пришвин согласился написать очерки для книги о Беломорско-Балтийском канале. В 1933 г. он посетил те же самые места, в которых побывал в начале века, получил возможность сравнить жизнь в этих краях с тем, что было в прошлом. Однако его очерки в сборник «Канал имени Сталина» не вошли. Сначала художник недоумевал, но, прочитав книгу, по его мнению, фальшивую, прославляющую советскую «школу перековки», понял, что они и не могли быть в нее включены. Он увидел чувство собственного достоинства у заключенных, их желание творить даже в таких нечеловеческих условиях.
Тогда же он задумал и роман «Осударева дорога», в котором решил использовать свои наблюдения. Да, он показал то, что нужно было его «заказчику»: превращение строителей канала в единый коллектив, рождение новых отношений между людьми, руководителей строительства — коммунистов. Ho главный герой романа — мальчик, который бежит со строительства, долго ищет и в конце концов находит свой собственный путь к правде. Это казалось рецензентам «неверным и подозрительным», и при жизни писателя роман не был опубликован.
В дневнике Пришвина часто встречаем размышления о взаимоотношениях государства и отдельной личности, «моем» и «общем», личном «хочется» и общественном «надо». Эти важнейшие вопросы он ставит в «Осударевой дороге», «Кладовой солнца» и «Корабельной чаще» — последних своих крупных произведениях, названных им «сказками». Эти книги, несмотря на внешнюю простоту, глубоки по содержанию. Писатель, объединяя в одно целое правду и сказку, приукрашивая, романтизируя действительность, высказал в них свои сокровенные мысли о жизни, взаимоотношениях человека с окружающим миром, о правде.
Тогда нельзя было прямо и откровенно высказывать свою оценку происходящего, отличающуюся от общепринятой. И писатель вынужден был прибегать к «эзопову языку», к изображению действительности через иносказание. Вот почему в его книгах так часты мотивы, образы русской народной сказки: в основе пришвинских «сказок» — борьба добрых и злых сил, поиски истины, справедливости. Герои книг — люди счастливые, одухотворенные, смелые и нравственно чистые, способные мечтать и преодолевать все трудности ради достижения мечты.
He случайно главные герои всех «сказок» — дети. Они доверчивы и искренни, открыты всему доброму. Пришвин считал, что все дела взрослого человека вырастают из детства, взрослея, люди не теряют свое «детское» лучшее, а сохраняют внутри себя, потому-то он всегда и призывал охранять «детство своей души»: «Человеку надо вернуть себе детство, и тогда ему вернется удивление и с удивлением вернется и сказка».
В светлой, жизнерадостной «Кладовой солнца» прозвучали слова: «Правда есть суровая борьба за любовь». Эту тему писатель развивает в повести «Корабельная чаща», которую он задумал как продолжение «Кладовой солнца», с теми же главными героями. Пришвин хотел назвать книгу «Словом Правды», но в редакции изменили название на более нейтральное. И все же это книга о Правде, как ее понимает писатель. В ней он размышляет о современности, о жизни людей, природы.
Корабельная чаща — не только воплощение красоты, богатства, но и олицетворение мечты, без которой нельзя построить новой жизни, счастья. В этом Правда, которую и ищут все герои повести. Правда и в том, что человек — часть природы, а она для всех людей — общая родина, и ее надо беречь.
Завещание художника. Михаил Михайлович искренне радовался, когда встречал понимание, часто говорил, что пишет для «своего читателя», читателя-друга, способного к сотворчеству. Почитателями его таланта были часто навещавшие его в последние годы жизни и в Москве, и в Дунине К. Федин, Bс. Иванов, В. Шишков, А. Яшин и С. Маршак. В. Шаламов сохранил в памяти рассказы Б. Пастернака о встречах с Пришвиным и его ответ на вопрос, что он думает о нем. Б. Пастернак сказал: «Очень высоко ставлю. Очень. Понимал все. Природа ему нашептала».
«Своего читателя» видел Пришвин в К. Паустовском, пожалуй, самом близком ему по «духу творчества»: их роднит любовь к природе, лиризм, обостренное внимание к слову. К. Паустовский восторженно отзывался о дневнике, говоря, что это труд «поразительный и огромный, полный поэтической мысли и неожиданных коротких наблюдений — таких, что другому писателю двух-трех строчек Пришвина из этого дневника хватило бы, если только их расширить, на целую книгу».
Полвека Михаил Михайлович Пришвин вел дневник. Казалось бы, нечему удивляться: многие писатели вели дневники. Ho Пришвин считал работу над дневником главным делом своей жизни, тем, ради которого он и родился. «Начинаю я свой день с того, чтобы записать пережитое предыдущего дня в тетрадку», — рассказал он о том, как собиралась его «словесная кладовая».
Часть записей ему удалось опубликовать, из дневника родились «Фацелия», «Лесная капель», «Глаза земли», «Незабудки». Ho большая часть записей не могла быть напечатана ни при его жизни, ни долгие годы спустя, так как казалась выражением ошибочных, идеологически неверных взглядов.
В дневнике писатель фиксировал разговоры с людьми, приметы времени, размышлял, негодовал: «Совестливый человек ныне содрогается от мысли, которая навязывается ему теперь повседневно, что самое невероятное преступление, ложь, обманы самые наглые, систематические насилия над личностью человека — все это может не только оставаться безнаказанным, даже быть неплохим рычагом истории, будущего». Он рассказывал о «последних конвульсиях убитой деревни», уничтожении настоящих хозяев земли. Мы видим, насколько проницателен был художник, записавший в дневнике 5 марта 1930 г. после опубликования статьи Сталина «Головокружение от успехов», вселившей надежды в крестьянство: «Неужели Сталина совершенно переварили, не пролив капли крови? Или это все впереди?» Из дневника писателя очень много можно узнать о жизни нашей страны первой половины XX в. Это удивительный документ эпохи, свидетельство человека мудрого, чуткого художника и гражданина.
Дневник заканчивается записью, сделанной 15 января 1954 г., в последний день жизни Пришвина: «Деньки вчера и сегодня (на солнце — 15°) играют чудесно, те самые деньки хорошие, когда вдруг опомнишься и почувствуешь себя здоровым».
Пришвин рассматривал свой дневник как завещание будущим поколениям. В конце жизни он сказал: «Я написал несколько томов дневников, драгоценных книг на время после моей смерти». Сейчас издается шеститомное собрание его дневниковых записей. Мы получили возможность глубже понять его художественный мир, по-новому прочитать произведения, без умолчаний, без лакировки и приглаживания раскрыть то, что хотел поведать читателям этот замечательный мастер слова.
Михаил Михайлович верил, что придет время и он займет «какое-то хорошее место... в будущем сознании людей». «Когда это будет, и где, и как, я не могу сказать, но в том я уверен, что место свое найду», — думал он. И не ошибся: такое время наконец наступило.