ОПАСНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ (повести М. Булгакова «Собачье сердце» и «Роковые яйца»)

Сатирические повести М. Булгакова занимают особое место как в его творчестве, так и во всей русской литературе. Если бы они были широко напечатаны и оценены в свое время, то, возможно, смогли бы послужить предостережением от многих ошибок — но, увы, именно поэтому им и суждена была такая нелегкая судьба.

Действие в повести «Роковые яйца», написанной в 1924 году, происходит в недалеком будущем. Сытая и беспечная Москва «светилась, огни танцевали, гасли и вспыхивали». Ученый Персиков, «специалист по голым гадам», открывает красный луч, с помощью которого можно увеличивать живые организмы до небывалых размеров. Газеты трубят о том, как преобразится жизнь страны. Увы, при проведении эксперимента вместо мирных и столь полезных кур размножаются и вырастают всем на ужас всякие гады — змеи, крокодилы и прочие опасные для жизни звери. И спасает от них не Красная Армия, а чудо — 18-градусный мороз среди августа.

Повесть была написано так легко, с таким блестящим юмором, что до критики не сразу дошла параллель с главным красным экспериментом, проводимым в стране: тоже ведь хотели, как лучше, а размножались и прибирали к рукам невиданную власть в основном какие-то гады. И спастись от них с каждым годом было все труднее. И мороз их, увы, тоже не брал.

«Злая сатира», «откровенное издевательство», «прямая враждебность» — так в конце концов оценила рапповская критика повесть.

В дальнейшем власть учла свои ошибки — следующая повесть Булгакова, «Собачье сердце», написанная в 1925 году, увидела свет только в 1987.

Тема та же — непродуманный эксперимент и его результаты. Несчастная бродячая собачка, вечно голодная и униженная, вдруг превращается в человека — и в результате не бросается почему-то осваивать, например, человеческую культуру, не хочется ей, обретя права человека — паспорт и прописку — сотворить что-нибудь полезное для человечества, даже элементарной благодарности к благодетелям своим не испытывает — ни к профессору Преображенскому за сытое и пристойное существование и за попытки как-то облагородить, ни к духовному наставнику Швондеру, столь рьяно отстаивающему права «угнетенного» создания. Ну не верил Булгаков, что провозглашение каких-либо идей, даже самых распрекрасных, вместе с чтением Маркса, сделает из алкоголиков и тунеядцев, развращенных бездельем, приличных людей — не говоря уже о идеальном человеке будущего, «сознательном строителе социализма». Генетика генетикой, но кто знает, без вмешательства Швондера, может, и удалось бы Преображенскому держать Шарикова в рамках приличий. Постепенно — но очень не скоро — глядишь, и впрямь на человека стал бы походить, слегка. Если б знал свое место. Да Швондер позаботился, чтобы «просветить» насчет прав. И получилось нечто дикое и нелепое. Наглое, агрессивное, в то же время трусливое до потери всякого соображения, лишенное малейших признаков добрых чувств, жадное, безнадежно тупое — но при этом хитрое. И вдобавок с неумеренной тягой к спиртному.

В повести все кончается хорошо. Ну, разбил кучу всякого, ну, устроил небольшое наводнение, потрепал, разумеется, хорошенько нервы, сорвал несколько приемов, секретаршу шантажировал увольнением с работы... Вовремя спохватились — и превратили мерзкого недоделанного человека обратно в очаровательного пса, благодарного и всем довольного. Котам, правда, не повезло.

В жизни все обстояло сложнее. Толпы шариковых, развращенных неожиданно свалившейся на них властью, творили, что хотели. «Души ли -душили...»

В повести много милой житейской мудрости. Когда вся страна была загипнотизирова<-на красивыми словами и в разрухе грезила о построении чего-то небывало великого, каким диссонансом звучали слова профессора Преображенского о том, что разруха — это когда поют хором вместо того, чтобы выполнять свои обязанности — чинить ли трубы, оперировать ли. Разруха — когда говорят о революции и воруют галоши. Есть дело, и есть болтовня, есть «разруха в головах», от которой все беды.

Повесть Булгакова дошла до нас после шестидесятилетнего эксперимента, проводимого со страной. Мы видим, как он был прав — еще в самом начале. И как жаль, что прочли мы эти книги так поздно!