БОРЬБА ДОБРА И ЗЛА (по роману М. Булгакова «Мастер и Маргарита»)

Михаил Булгаков писал свою главную книгу «Мастер и Маргарита» в общей сложности более 10 лет. Одновременно с написанием романа шла работа над пьесами, инсценировками, либретто, но этот роман был книгой, с которой он не в силах был расстаться, — роман-судьба, роман-завещание.

Роман вобрал в себя почти весь опыт Булгакова, накопленный в процессе творчества. В него вошли мотивы, знакомые по прежним произведениям. Это и московский быт, запечатленный в очерках «Накануне», и сатирическая мистика, опробованная в повестях 20-х годов, и тема неспокойной совести, отраженная в романе «Белая гвардия», и драма гонимого художника, развернутая в «Мольере», пьесе о Пушкине и «Театральном романе»... Картина жизни незнакомого восточного города, запечатленного в «Беге», подготовила описание Ершалаима. А сам способ перемещения во времени назад — к первому веку истории христианства и вперед — к утопической грезе «покоя» напоминал о сюжетах «Блаженства» и «Ивана Васильевича»...

О романе Булгакова исследователями разных стран написано очень много и еще, наверное, немало будет написано. Среди трактовавших книгу есть и такие, что склонны были читать ее как зашифрованный политический трактат: в фигуре Воланда пытались угадать Сталина и даже его свиту расписывали по конкретным политическим ролям — в Азазелло, Коровьеве пытались угадать Троцкого, Зиновьева и т. п.

Трудно представить себе что-либо более плоское, одномерное, далекое от природы искусства, чем такая трактовка булгаковского романа.

Другие истолкователи романа увидели в нем апологию дьявола, любование мрачной силой, какое-то особое, едва ли не болезненное пристрастие автора к темным стихиям бытия. При этом они досадовали на его нетвердость в догматах православия, позволившую ему сочинить сомнительное «Евангелие от Воланда».

Критики, вполне атеистически настроенные, упрекали писателя в «черной романтике» поражения, капитуляции перед миром зла. В самом деле, Булгаков называл себя «мистическим писателем», но мистика эта не помрачает рассудок и не запугивает читателя.

Воланд и его свита совершают в романе небезобидные и часто мстительные чудеса, как сказочные волшебники. Они, в сущности, обладают шапкой-невидимкой, ковром-самолетом и мечом-кладенцом, мечом карающим. Одной из главных мишеней очистительной работы Воланда становится самодовольство рассудка, в особенности рассудка атеистического, сметающего с пути заодно с верой в Бога всю область загадочного и таинственного.

Отдаваясь вольной фантазии, с наслаждением расписывая фокусы, шутки и перелеты Азазелло, Коровьева и кота, любуясь мрачным могуществом Воланда, автор посмеивается над уверенностью, что все формы жизни можно вычислить и спланировать, а устроить процветание и счастье людей ничего не стоит — довольно только захотеть. -

Сохраняя доверие к идее Великой Эволюции, Булгаков сомневается в возможности штурмом обеспечить равномерный и однонаправленный прогресс. Его мистика обнажает трещину в рационализме. Он осмеивает самодовольную крикливость рассудка, уверенного в том, что, освободившись от суеверий, он создаст точный чертеж будущего, рациональное устройство всех человеческих отношений и гармонию в душе самого человека.

Здравомыслящие литературные сановники вроде Берлиоза, давно расставшись с верой в Бога, не верят даже в то, что им способен помешать, поставить подножку его величество случай. Несчастный Берлиоз, точно знавший, что будет делать вечером на заседании МАССОЛИТа, всего через несколько минут гибнет под колесами трамвая.

Так и Понтий Пилат в «евангельских главах» романа кажется себе и людям человеком могущественным. Но проницательность Иешуа поражает прокуратора не меньше, чем собеседников Воланда странные речи иностранца на скамейке у Патриарших прудов.

Самодовольство римского наместника, его земное право распоряжаться жизнью и смертью других людей, впервые поставлено под сомнение. Пилат решает судьбу Иешуа. Но по существу Иешуа — свободен, а он, Пилат, отныне пленник, заложник собственной совести. И этот двухтысячелетний плен — наказание временному и мнимому могуществу.

В противоположность калейдоскопу мистики и чудес сцена действия — как современная Москва, так и древний Ершалаим — абсолютно реалистична. В утреннем и предвечернем освещении очертания людей и предметов точны и четки, будто смотришь на них сквозь идеально прозрачное стекло.

Поощряемый недоверием собеседников • на скамейке, Воланд начинает рассказ, как очевидец того, что случилось две тысячи лет назад в Ершалаиме. Кому, как не ему, знать все: это он незримо стоял за плечом Пилата, когда тот решал судьбу Иешуа. Но рассказ Воланда продолжается уже как сновидение Ивана Бездомного на больничной койке. А дальше эстафета передается Маргарите, читающей по спасенным тетрадям фрагменты романа Мастера о смерти Иуды и погребении.

Три точки зрения, а картина одна, хоть и запечатленная разными повествователями, но именно оттого трехмерная по объему. В этом как бы залог неоспоримой достоверности случившегося.

Один из ярких парадоксов романа заключается в том, что, изрядно набедокурив в Москве, шайка Воланда в то же время возвращала к жизни порядочность, честность и жестоко наказывала зло и неправду, служа как бы тем самым утверждению нравственных тысячелетних заповедей.

Булгаковская Маргарита в зеркально перевернутом виде варьирует историю Фауста. Фауст продавал душу дьяволу ради страсти к познанию и предавал любовь Маргариты. В романе Маргарита готова на сделку с Воландом и становится ведьмой из любви к Мастеру.

Мысль о преображении, перевоплощении всегда волновала Булгакова. На низшей ступени — это преображение внешнее. Но способность к смене облика на более высоком уровне замысла перерастает в идею внутреннего преображения.

В романе путь душевного обновления проходит Иван Бездомный и в результате заодно с прошлой биографией теряет свое искусственное и временное имя. Только недавно в споре с сомнительным иностранцем Бездомный, вторя Берлиозу, осмеивал возможность существования Христа, и вот уже он, в бесплодной погоне за воландовой шайкой, оказывается на берегу Москвы-реки и как бы совершает крещение в ее купели. С бумажной иконкой, приколотой на груди, и в нижнем белье является он в ресторан МАССО-ЛИТа, подобие вавилонского вертепа с буйством плоти, игрой тщеславия и яростным весельем.

В новом облике Иван выглядит сумасшедшим, но в действительности это путь ' к выздоровлению, потому что, лишь попав в клинику Стравинского, герой понимает, что писать' скверные антирелигиозные агитки — грех перед истиной и поэзией.

Берлиоз за его неверие в чудеса лишился головы, а Иван, повредившись головой, потеряв рассудок, как бы прозревает духовно.

Притягивает к себе загадка слов, определивших посмертную судьбу Мастера: «Он не заслужил света, он заслужил покой». Выбирая посмертную судьбу Мастеру, Булгаков выбирал судьбу себе. За недоступностью для Мастера райского «света» («не заслужил»), решение его загробных дел поручено Воланду. ,

Но сатана распоряжается адом, а там, как известно, покоя не жди. О бессмертии, как о долговечной сохранности души, «убегающей тленья», в творении искусства, как о перенесении себя в чью-то душу с возможностью стать ее частицей, думал Булгаков, сочиняя свою главную книгу.