На всякого мудреца довольно простоты характеристика образа Глумова Егора Дмитрича

НА ВСЯКОГО МУДРЕЦА ДОВОЛЬНО ПРОСТОТЫ

(Комедия, 1868)

Глумов Егор Дмитрич — герой первой сатирической комедии Островского, рисующей реакцию московского дворянства на реформы 1860-х гг. Объектом сатиры становится здесь весь уклад жизни московского дворянского общества. Комедия построена как портретная галерея характерных типов московского общества, по которой зрителя «проводит» Глумов, «молодой человек» (такова краткая представляющая его ремарка в списке действующих лиц пьесы), решивший добиться успеха и начать делать карьеру. Он — единственный активный герой комедии — создает и ведет интригу с целью добиться личного преуспеяния, при этом он намерен использовать традиционно «дворянские» средства: получить выгодное место через влиятельных людей и жениться на богатой невесте. Исследователи указывали на родство пьесы со «Школой злословия» Р. Шеридана, но это касается, пожалуй, лишь самой общей ситуации (интрига одного племянника-наследника против другого), достаточно часто в русской критике и литературоведении фигурирует понимание Г. как Чацкого, предавшего свои идеалы и задумавшего строить карьеру. Это сопоставление неубедительно: ничто в пьесе не говорит о том, что Г. был прежде «благородным героем». Среди всех действующих лиц нет, в сущности, ни одного пострадавшего от действий Г. (что необычно для большинства пьес Островского, где, как правило, всегда есть жертвы, вызывающие сочувствие зрителя), поэтому он не совсем обыкновенный отрицательный герой.

Герой, размышляющий, оценивающий общественное и социальное бытие своих современников, ищущий свое место в жизни и остро чувствующий свое превосходство над массой собратьев по классу, — образ, богато разработанный предшественниками и современниками Островского. Здесь Г. предшествует вся галерея «лишних людей». Но если эволюция типа «лишнего человека» накануне реформ привела к созданию Обломова, полностью выключенного из социальной практики своего круга, то путь Г. иной — это путь предательства своего собственного интеллекта, нравственного раздвоения, ведущего к разъедающему цинизму и аморальности. Перед нами как будто настоящий подлец, а вместе с тем его ум, безусловное интеллектуальное превосходство над остальными персонажами иной раз словно заставляют радоваться его успеху. Это объясняется тем, что, во-первых, мы не раз именно благодаря игре Г., спектаклю, который он разыгрывает перед каждым из «нужных» людей, смеемся над изображенным в пьесе паноптикумом. И, во-вторых, мы чувствуем, что перед нами развертывается драматическая история нравственного падения незаурядной личности. Конфликт героя со средой сведен к минимуму, зато ум, талантливость, артистизм, вообще вся человеческая незаурядность Г. состоят в непримиримом противоречии с его жаждой преуспеяния в обществе пошлых и заурядных людей, претендующих на значительность. Однако история Г. не есть история искушения и падения честного человека, поэтому неправомерна и достаточно распространенная аналогия с Жадовым из «Доходного места». У Г. нет и следа какой-либо душевной борьбы, угрызений совести; он прямо говорит о себе матери: «Я умен, зол и завистлив». Разыгрывая спектакли перед каждым из людей, с чьей помощью он надеется преуспеть, Г. пишет злой дневник, где дает эпиграмматические зарисовки своих благодетелей. Помимо фабульной роли (благодаря ему срывается интрига Г.), дневник демонстрирует несоответствие образа действия героя, его жизненной практики и природных возможностей, дневник есть как бы реализация метафоры «спрятать ум в карман». Ум Г. проявляется в том, что он понимает: для успеха в этом обществе ум не нужен, его надо спрятать в карман, как он прячет дневник. «Им надо льстить грубо, беспардонно. Вот и весь секрет успеха», — говорит он. Поведение и речь Г. связаны с литературными образцами, что проявляется в различных его репликах. Но эта условность, «литературность» речей персонажа имеет реалистическую фабульную мотивировку: ведь Г. играет, для каждого своего партнера по сцене он импровизирует в духе того, чего от него ожидают. При этом Островский апеллирует к литературному и театральному опыту зрителей: они-то в отличие от персонажей пьесы должны видеть, что это все «цитаты».

Родство Г. с Чацким и Хлестаковым, пожалуй, наиболее важно. Сходство между этими персонажами (при всем их глубоком различии) обусловлено сходной функцией в сюжете: все трое как бы проводят читателей и зрителей по галерее сатирически обрисованных персонажей. А это оказывается возможно потому, что все трое обладают некоторыми чертами героя-идеолога. Чацкий — герой-идеолог в прямом смысле, он выражает авторскую и зрительскую точку зрения. Хлестаков — пародия на героя-идеолога. Г. же поставлен по отношению ко всем другим персонажам в такое положение, которое выявляет в его образе черты и Чацкого и Хлестакова.

Разоблачение Г. в финале — наиболее смелый ход в пьесе: герой произносит пылкий обличительный монолог, который обиженные им в дневнике люди терпеливо выслушивают (сцена чтения дневника также вызывает ассоциации с финальными сценами «Ревизора») и даже дают понять, что со временем Г. будет прощен, т. к. он совершенно прав, когда утверждает: «Я вам нужен, господа. Без такого человека, как я, вам нельзя жить». Г. появляется также в пьесе «Бешеные деньги» (1869), где он продолжает мечтать о богатой невесте, принадлежит к высшему обществу, по-прежнему злоязычен и готов на интриги, стравливая своих знакомых, не брезгуя подбрасывать им анонимные письма, карьера его не состоялась, в финале он уезжает за границу с богатой пожилой барыней в качестве ее личного секретаря и с надеждой вскоре унаследовать состояние своей доверительницы. Таким образом, можно предположить, что Островский не видел перспектив крупной карьеры для своего героя.

Образ Г. произвел большое впечатление на М. Е. Салтыкова-Щедрина, который ввел этого героя в число действующих лиц ряда своих произведений («В среде умеренности и аккуратности», «Круглый год», «Недоконченные беседы», «Современная идиллия», «Пестрые письма»).