Сороковые роковые, Свинцовые, пороховые... Война гуляет по России, А мы такие молодые!
Д. Самойлов
Одной из центральных тем в мировой литературе была и остается тема молодых на войне. Какая бы ни была война, какой бы национальности ни был солдат, всегда мы сопереживаем своим сверстникам. Они, как и мы, сегодняшние, мечтали, строили планы, верили в будущее. И все это рушится в один миг. Война меняет все.
Военная тема стала основной у тех писателей, кто прошел фронтовые дороги. Девятнадцатилетними ушли на фронт Василь Быков, Владимир Богомолов, Алесь Адамович, Анатолий Ананьев, Виктор Астафьев, Григорий Бакланов, Юрий Бондарев. То, о чем они рассказали в своих произведениях, было общим для их поколения. Как сказали поэты-фронтовики Павел Коган и Михаил Кульчицкий:
Мы были всякими, любыми, Не очень умными подчас. Мы наших девушек любили, Ревнуя, мучась, горячась...
Мы — мечтатели. Про глаза-озера
Неповторимые мальчишеские бредни.
• Мы последние с тобою фантазеры, До тоски, до берега, до смерти.
¦ Писатели-фронтовики свой гражданский долг исполнили.
Для Бакланова рассказ о войне — это рас- • сказ о своем поколении. Из двадцати ребят-одноклассников, ушедших на фронт, он вернулся один. Бакланов закончил Литературный институт и стал писателем-прозаиком. Главным направлением его творчества стала тема войны. Страстное желание Бакланова рассказать о пережитом им и его сверстниками, воссоздать ту подлинную картину, которую видели только фронтовики, можно понять. Читая его произведения, мы, молодые, вспоминаем тех, кто воевал, понимаем смысл их жизни.
Эмоциональным толчком к написанию повести Г. Бакланова «Навеки — девятнадцатилетние» стал случай, происшедший во время съемок фильма «Пядь земли». Съемочная группа наткнулась на останки, засыпанные в окопе: «...Вынули на свет запекшуюся в песке, зеленую от окиси пряжку со звездой. Ее осторожно передавали из рук в руки, по ней определили: наш. И должно быть, офицер». И долгие годы томила писателя мысль: кто был он, этот безызвестный офицер. Может быть, однополчанин?
Бесспорно, главный фигурой войны всегда был и остается солдат. Повесть «Навеки — девятнадцатилетние» — это рассказ о молодых лейтенантах на войне. Им приходилось отвечать и за себя, и за других без каких-либо скидок на возраст. Попавшие на фронт прямо со школьной скамьи, они, как хорошо сказал Александр Твардовский, «выше лейтенантов не поднимались и дальше командиров полка не ходили» и «видели пот и кровь войны на своей гимнастерке». Ведь это они, девятнадцатилетние взводные, первыми поднимались в атаку, воодушевляя солдат, подменяли убитых пулеметчиков, организовывали круговую оборону.
А самое главное — несли груз ответственности: за исход боя, за формирование взвода, за жизнь вверенных людей, многие из которых годились по возрасту в отцы. Лейтенанты решали, кого послать в опасную разведку, кого оставить прикрывать отход, как выполнять задачу, потеряв по возможности меньше бойцов.
Хорошо сказано об этом чувстве лейтенантской ответственности в повести Бакланова: «Все они вместе и по отдельности каждый отвечали и за страну, и за войну, и за все, что есть на свете и после них будет. Но за то, чтобы привести батарею к сроку, отвечал он один».
Вот такого храброго, верного чувству гражданского долга и офицерской чести лейтенанта, совсем еще юношу, и представил нам писатель в образе Владимира Третьякова. Герой Бакланова становится обобщенным образом целого поколения. Вот почему в заголовке повести стоит множественное число — девятнадцатилетние.
Содействует удаче повести и естественное единение правды минувших лет и нашего сегодняшнего мироощущения. Порой задаешься вопросом, кто размышляет — Володя Третьяков или Григорий Бакланов: «Здесь, в госпитале, одна и та же мысль не давала покоя: неужели когда-нибудь окажется, что этой войны могло не быть? Что в силах людей было предотвратить это? И миллионы остались бы живы?..». Эти строки из произведения еще раз подчеркивают близость автора к своему герою.
Говоря о своей повести, Г. Бакланов отмечал два обстоятельства: «В тех, кто пишет о войне, живет эта необходимость —. рассказать все, пока жив. И только правду». А второе: «Теперь,' на отдалении лет, возникает несколько иной, более обобщенный взгляд на событие».
Совместить взгляд на отдалении с правдивой атмосферой былого — задача трудная. Бакланову это удалось.
Такая тональность заявлена в стихотворных эпиграфах. Прочитав повесть, только тогда понимаешь, почему Бакланов поставил именно два. Философски обобщенные строки Тютчева:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые! — содействуют с полемически задиристым утверждением «прозы войны» в стихах Орлова:
А мы прошли по этой жизни просто, В подкованных пудовых сапогах.
Это сочетание, соотнесение обобщенности и правды, раскрывает основную мысль повести. Бакланов рисует точно подробности фронтового бытия. Особенно важны детали психологические, создающие эффект нашего присутствия там, в те годы, рядом с лейтенантом Третьяковым. И в то же время повесть бережно и ненавязчиво опирается на рожденные уже раздумья и обобщения. Вот описание минут перед атакой: «Вот они, последние эти необратимые минуты. В темноте завтрак разносили пехоте, и каждый хоть и не говорил об этом, а думал, доскребая котелок: может в последний раз... С этой мыслью и ложку вытертую прятал за обмотку: может, больше и не пригодится».
Вытертая ложка за обмоткой — деталь фронтового быта. Но то, что каждый думал о необратимости этих минут, уже сегодняшнее, обобщенное видение.
Бакланов придирчиво точен в любых деталях фронтового быта. Он справедливо считал, что без правды малых фактов нет правды великого времени: «Он смотрел на них, живых, веселых вблизи смерти. Макая мясо в крупную соль, насыпанную в крышку котелка, рассказал про Северо-Западный фронт. И солнце подымалось выше над лесом, а своим чередом в сознании приходило иное. Неужели только великие люди не исчезают вовсе? Неужели только им суждено и посмертно оставаться среди живущих? А от обычных, от таких, как они все, что сидят сейчас в этом лесу, — до них здесь так же сидели на траве, — неужели от них ничего не останется? Жил, зарыли, и как будто не было тебя, как будто не жил под солнцем, под этим вечным синим небом, где сейчас властно гудит самолет, взобравшись на недосягаемую высоту. Неужели и мысль невысказанная и боль — все исчезает бесследно? Или все же отзовется в чьей-то душе? И кто разделит великих и не великих, когда они еще пожить не успели? Может быть, самые великие — Пушкин будущий, Толстой — остались в эти годы на полях войны безымянно и никогда ничего уже не скажут людям. Неужели и этой пустоты не ощути жизнь?».
Эти строки звучат как философское обобщение, как вывод, как мысль самого Бакланова. Простота сюжета и напряженный лирический пафос определяют, по-моему, секрет эстетического эффекта повести.
И конечно, органично вплетается в настроение повести любовь Володи Третьякова. Та самая, к которой едва-едва смогли прикоснуться ' или совсем не успели познать эти «нецелованные» лейтенанты, шагнувшие со школьной скамьи в смертную круговерть. Щемящая лирическая нота все время звучит в повести, усиливая ее внутреннее напряжение, ее высокий трагедийный пафос.
С разными людьми пришлось встретиться лейтенанту Третьякову на коротком фронтовом пути. Но хороших было больше. Неповторимо различны по своему темпераменту, энергии, душевному чувству и его соседи по госпитальной палате, и его одно-батарейцы. Но все в целом они-то фронтовое содружество, которое укрепило силы Третьякова.
«Гаснет звезда, но остается поле притяжения» — эти слова слышит в госпитале Третьяков. Поле притяжения, которое создано тем поколением и которое возникает как главное и цельное настроение повести. О поколении, а не об одном герое захотел рассказать Г. Бакланов. Как на фронте вся жизнь порой умещалась в одно мгновение, так и в одной фронтовой судьбе воплотились черты поколения. Поэтому смерть Третьякова возвращает нас к началу повести: к тем останкам, обнаруженным в засыпанном окопе на берегу Днестра. Смерть как бы вводит героя в кругооборот жизни, в вечно обновляющееся и вечно длящееся бытие: «Когда санинструктор, оставив коней, оглянулась, на том месте, где их обстреляли и он упал, ничего не было. Только подымалось отлетевшее от земли облако взрыва. И строй за строем плыли в небесной выси ослепительно белые облака, окрыленные ветром», — будто поднявшие бессмертную память о них, девятнадцатилетних. Навсегда герои повести Бакланова, писателя-фронтовика, как и их прототипы, останутся молодыми. Ощущение красоты и цены жизни, острое чувство ответственности перед павшими за все, что происходит на земле, — вот такой душевный настрой остается поле прочтения повести «Навеки — девятнадцатилетние ».